Ярчайшее — и только что — впечатление от Юрия Богатикова, приглашённого в одну из ночных телепрограмм. Мы почти забыли этого певца, народного артиста СССР, живущего сейчас на Украине на 20-долларовую пенсию. Но дело, конечно, не в том, кто на что живёт — а чем живёт. Когда его спросили об этом, он просто запел. Несколько отрывков из Пахмутовско-Добронравовских песен… Дрожь пробирала от этого голоса даже через эфир, через этот поганый ящик с мерцающим экраном. Ведущий был ошеломлён. Он спросил: а кто же автор? — Тухманов. А это — Пахмутова и Добронравов. — Да?!

Песни, действительно, такие, что кровь стынет в жилах. Их бы на компакт-диск, и слушать бесконечно, их бы каждый день по радио… Неужели была эпоха, когда они звучали? Ну, может быть, именно эти — нет. Но сотни других, не хуже… Песок, песок! Куда мы разбазарили музыку, голоса, интонации, строки? Вот ведь в Америке сохранили миллеровский джаз, во Франции крутят по всем станциям Пиаф, Брасанса, Адамо, а мы… У нас же всё было ещё мощнее, и — переломилось. Советская музыка, кино. Пластинку Тухманова «По волне моей памяти» мы с друзьями нашли этим летом на помойке. Только мы знали, ЧТО это такое. А ведь многие авторы той эпохи ещё живы, и каково им…

А вот — каково: в студии перед камерой сидел абсолютно счастливый и свободный человек. Он держался настолько раскованно и легко, будто зашёл к друзьям чаю попить, хотя уже много лет ни один телевизионщик его не снимал. Речь простая, весёлая, глубокая. И в любую минуту, в ответ на любой вопрос он готов был запеть, да так, что мурашки бежали по спине. В студию звонили. Его называли мэтром, ему говорили, что он постарел, что по нему соскучились. А он весело усмехался и вскидывал к камере руки: «Да вот я, пожалуйста, живой!». И снова — пел, удобно устроившись в кресле, перепрыгивая с песни на песню, с куплета на куплет, и словно вперебивку рассказывая о своей жизни, об украинской политике, о музыке, о любви… Казалось, передача продолжалась одно мгновение: как будто не камера перед ним, а тысячу лет знакомый собеседник, он махал рукой, посылая кого-то или что-то на хрен, потому что лучше спеть ещё чуть-чуть, чем говорить о глупостях. «Почему они теперь не поют? Они собираются вместе, слушают музыку, танцуют. А не поют. Разве нет песен — чтобы петь? Ну, вот же…» — и снова завораживающим, глубоким голосом первые строки, от которых все внутри переворачивается…

Я с восхищением следил за его лицом, за глазами, за каждым выражением, каждым жестом. И каялся, внутренне каялся об одном недавнем разговоре, когда доказывал, что абсолютно гармоничных людей на свете, наверное, нет. Вот же! Передо мной был абсолютно гармоничный, цельный, гениальный человек, внутри которого жила музыка.

Я знаю, что такие люди существуют. Только все мы о них крепко забыли, забыли за масками в телеэкране, за рекламными роликами, за стандартной привлекательностью и стандартным успехом. Как забыли те песни. Каюсь, каюсь, каюсь. Эти люди куда ближе, чем кажется. Эти люди — мои друзья. Нужна мелодия, просто нужна мелодия, чтобы разморозить взгляд.

Почему мы не поём?

У нас есть песни, старые и новые.

Мы обязательно будем петь — и будет эпоха. Общая мелодия, от которой мурашки по спине. Иногда понимаешь: без этого нельзя, совсем нельзя.

 

Именем Юрия Богатикова недавно назвали одну из малых планет. Его можно, наверное, полюбить так, что жизнь захочется отдать за этот голос, за эту улыбку. А всего-то дел: человек любит петь, и чувствует песню. Так чувствует, что даже страшно становится: не зря ли мы прожили последние пятнадцать лет? Что мы обрели взамен ТАКОЙ потери? Что ни скажи, он ведь ответит: «Да ладно, лучше вот…». И — просто споёт несколько строк, по сравнению с которыми все остальное, действительно, пустяки.

«Что осталось от Русско-японской войны? Россия проиграла. Подробностей никто уже не помнит. Но — Наверх вы, товарищи, все по местам… — понимаете, это будут помнить вечно!».