Судьбе угодно было распорядиться так, что обоих участников этого диалога связывают с юбиляром (9 ноября у Александры Николаевны день рождения, как говорится, «круглая дата») долгие годы доброго знакомства. Для пианиста Евгения Надеинского она была просто Алей, соученицей по Центральной музыкальной школе при Московской консерватории. Нашему корреспонденту Эрнсту Михайлову, тогда заведовавшему репертуарной частью Краснознамённого ансамбля имени А. В. Александрова, довелось сотрудничать с нею как с одним из активнейших авторов этого прославленного коллектива…

— В сорок третьем году наша школа возвратилась из эвакуации в Москву. И тогда в ряды воспитанников ЦМШ влилось новое пополнение: ребята и девочки из разных городов страны. И была среди них одна — живая, весёлая, с какой-то необъяснимо притягательной силой: обычно новички трудно входят в уже сложившийся коллектив, а эта сразу стала у себя дома, мало того, ещё и верховодила. Тут, правда, играло роль то, что наша новая подруга была окружена романтическим ореолом: сталинградка!

— Да, ведь Александра Николаевна родом из Сталинграда, вернее, из посёлка Бекетовка — тогда в восемнадцати километрах от города, и надо было за эти восемнадцать километров ездить ежедневно на занятия в музыкальную школу. Для этого надо иметь характер! А в ЦМШ Пахмутова приехала из Караганды, куда их семью эвакуировали. Тоже, между прочим, надо оценить: в войну, при пропускной системе на дорогах, вот так взять и «махнуть» на прослушивание в ЦМШ. Кто-то из старых педагогов рассказывал: заявилось эдакое голубоглазое чудо, буквально утонувшее в большой не по росту телогрейке и кирзовых сапогах…

— В ту пору в школе очень престижным считалось участвовать в отчётных концертах, которые проходили в Малом зале консерватории. Отбирали на них так строго, как сейчас на международные конкурсы не отбирают. Так вот — это «голубоглазое чудо» участвовало чуть не во всех отчётах. Она сразу завоёвывала симпатии публики: пианистку было едва видать из-за рояля. Но умиление быстро сменялось очень серьёзным отношением к исполнительнице: она ловко справлялась с техническими трудностями, и уже тогда в игре Али слышалась своя романтически-порывистая интонация, волевой напор и какая-то большая теплота — словом, всё, что позднее стало отличительными чертами композитора Пахмутовой.

Надо сказать, что класс, а котором Аля училась, считается одним из сильнейших во всей истории школы. Вот несколько фамилий её соучеников, судите сами: скрипачи И. Безродный, Э. Грач, Р. Соболевский, X. Ахтямова, пианисты — Е. Малинин, Л. Берман, Д. Благой… Это была юная поросль музыкантов, для которых уже чеканились золотые медали первых послевоенных международных конкурсов. Наши тогдашние педагоги умели увидеть буквально в каждом воспитаннике личность, обнажить то, что составляет творческую суть этой личности, развить лучшее, что в ней есть.

Хотя порой с этими личностями хлопот было немало. Этот самый класс будущих звёзд был однажды в полном составе исключён из школы — на 12 дней: им, видите ли, не подходили педагогические методы одного из преподавателей общеобразовательных дисциплин, и они взбунтовались. Была общешкольная линейка, грозный приказ, мы трепетали, а наши «декабристы» ликовали: они восприняли наказание как дополнительные каникулы!

— Легко себе представляю Александру Николаевну в этой ситуации, хотя, когда мы с ней познакомились, она была совсем не школьница, а уже именитый композитор. Дело в том, что в ней до сих пор живёт и Аля-«сталинградка», и Аля-«декабрист». Меня всегда поражало в ней, и в композиторе, и в человеке, удивительное сочетание озорства и откровенной стеснительности, упорства в отстаивании своих убеждений — и умения уважать чужие, воли и нежности к людям, не только к близким — к людям вообще. Она всегда неожиданна. Ну вот простой пример: девушка-композитор. Что должно выйти из-под её пера? Конечно, что-нибудь лирическое, тем более что потом-то она прославится как тонкий лирик. Так нет, она дебютирует «Походной кавалерийской» — эдакий Александров в юбке!

— Любовь, комсомол и… армия, если перефразировать слова одной из её собственных песен, — вот три «кита» в творчестве Александры Николаевны. Причём критики справедливо говорят о «феномене Пахмутовой»: её взлёт, её популярность поистине феноменальны. На каком фоне она начинала? Всюду звенели песни Дунаевского, Новикова, Соловьёва-Седого… И она не просто вошла в этот ряд — она запела в полный голос, и запела именно своим голосом, и люди подхватили её песню. Такое ощущение, что она никогда не была начинающим композитором, просто — пришла и заняла своё предуготованное ей судьбой и природой место.

И, по-моему, феномен Пахмутовой начинается как раз с того, что она «угадала» свою эпоху. В чём секрет популярности, скажем, «Катюши», «Марша энтузиастов», покрассовских песен? В том, что они были выражением своего времени, в другой эпохе они просто не родились бы. И нужно было нашему поколению хлебнуть военного горюшка, пережить трудности восстановительного периода, для того чтобы появилась Пахмутова. Её песни — голос нашего времени. Такого, каким мы его ощущали. Сейчас вообще чуть ли не всё отрицается, та же целина, тот же БАМ. Но люди-то шли туда по велению сердца, люди-то шли туда на подвиг! Их, что ли, вина, что их «не туда послали»? Своё дело они делали чисто и честно.

— Говоря о Пахмутовой, нельзя не задуматься вот над чем: член ЦК ВЛКСМ, человек, много знавший и много видевший, Александра Николаевна ведь не могла не понимать того, что происходило в стране и в комсомоле. Так вот: разве этого комсомола была она певцом?

И вы знаете, кто мне ответил на этот вопрос? Как-то в Белоруссии был в одном полку, зашёл в курилку к солдатам — это же настоящий дискуссионный клуб, курилка. И зацепился наш разговор за одну из пахмутовских песен. Хорошо сказали о ней ребята: Пахмутова всегда хотела показать, каким должен быть комсомол, какими мы должны быть. И если есть сейчас среди нас настоящие люди, они во многом воспитывались на её песнях.

— Мы во всяком случае верили в то, что делали. Верили, что это нужно Отечеству, народу. Эта вера, эта искренность и легли в основу её творчества. А почему сегодня всё меньше рождается хороших песен? Не потому ли, что нас настойчиво убеждают: то, во что вы верили, — сплошные мыльные пузыри. В области духовной это нанесло огромный вред, «ложными» оказались целые пласты советского искусства, в том числе такой жанр, как массовая песня. А свято место пусто не бывает, на нём стали возникать сочинения, которые никуда не ведут, ни к чему не зовут, кроме как к развлечениям.

Вы знаете, что есть знаменитое триединство: композитор — исполнитель — слушатель. Нынче ситуация, когда слушатель из этого триединства «вышибается»: он перестаёт всерьёз относиться к тому, что для него пишется.

— В этом плане я, в общем-то, доверяю «стихийной социологии» концертов по заявкам. Ведь никто не заставляет человека писать на радио: исполните песню. Но пишут же! И не бывает, по-моему, ни одного концерта по заявкам, в котором не звучали бы песни Пахмутовой. Геологи пишут, лётчики, моряки, космонавты…

— У меня есть немало знакомых в отряде космонавтов: Джанибеков, Лавейкин, Романенко, Иванченков, Попович — и каждый считает Александру Николаевну своим любимым композитором. Есть у неё умение создавать песни о людях разных профессий так, что они видят себя в них, считают, что о них именно так, и только так, можно писать.

И здесь мы обязаны воздать должное Николаю Добронравову. В произведениях Пахмутовой и Добронравова, как правило, невозможно понять, где кончается музыка и начинается слово, такое впечатление, что они рождаются одновременно, одно без другого не существует. Возьмите рефрен песни «Орлята учатся летать» — какая полётность в короткой музыкальной фразе с этим подъёмом на кварту во втором слоге слова «орлята»!

— Но ведь как гениально ни была бы написана песня, она останется мёртвыми значками на нотном стане, если не получит адекватного исполнения, не так ли?

— Тут трудно сказать, кому больше повезло: эстрадным певцам, которые получили такого композитора, или композитору, песни которой стали исполняться звёздами нашей эстрады. Но ведь и звёздная-то их дорога лежала через песни Пахмутовой! В творчестве Кобзона они занимают почётнейшее место, из них вышел весь Лещенко. А международное признание им принесла Анна Герман. Ну а о том, как сочинения Александры Николаевны звучат в Краснознамённом ансамбле, в Отдельном показательном оркестре Министерства обороны СССР, просто говорить не приходится: эталонное звучание.

— Но… И это «но» очень тревожное. Мы говорим: Пахмутова — певец своей эпохи. А эпоха-то уходит, уходит вместе с нами. Песни предшественников Александры Николаевны уже не каждый день услышишь. Не постигнет ли её та же участь?

— Ведь этот вопрос относится не только к пахмутовской песне, и не только к песне. Выросло новое поколение. И для него, воспитанного на роке, песни Пахмутовой кажутся архаичными, хотя, в общем-то, это нелепость: Александра Николаевна композитор, к новациям необычайно чуткий, просто новации у неё — средство достижения цели, а не самоцель, как у нынешних «модных» авторов.

Но заметьте, среди молодёжи назрел иной процесс: она резко потянулась к музыке, которая заставляет думать и помогает думать, помогает постигать мир. Процесс этот набирает силу: органная, камерная музыка, симфоническая активно «молодеют». То же стало происходить и в песенном искусстве. А это значит, что снова, но уже на каком-то ином дыхании к людям придут и «Нежность», и «Мелодия», и «Надежда».

— А за ними — и «Песня о тревожной молодости». Потому что забота-то прежняя остаётся: «жила бы страна родная». Для того и перестройка у нас сегодня. Перестройка не на отрицании зиждется, она — созидание. И созидать её молодым. А молодости не обойтись без песни. И они найдут друг друга.